Похищение лебедя - Страница 48


К оглавлению

48

С вечерней почтой приходит его следующее письмо, потерянное для потомства, но ей он рассказывает немного о себе, о своем саде, еще не скрытом снегом — наверное, он писал с утра или накануне — он живет в центре города. Может быть, он жалуется с тонким шутливым шармом на пустоту собственной жизни, он уже много лет как овдовел и бездетен. Бездетен, как и она. Сама она еще так молода, что могла бы быть его дочерью или даже внучкой. Беатрис с улыбкой складывает письмо, потом разворачивает и перечитывает еще раз.

Глава 28
КЕЙТ

Роберт с каменным лицом согласился сходить к врачу, но мне идти с ним не позволил. До медицинского центра от нашего дома можно было прогуляться пешком, как и по всему кампусу, но я, стояла на крыльце, провожая его взглядом. Он шел, ссутулив плечи, переставляя ноги, словно каждый шаг причинял ему боль. Я заклинала всем, что приходило в голову, чтобы общительность или отчаяние заставили его рассказать врачу о симптомах. Может быть, они проведут обследование. Возможно, у него какое-то заболевание крови, мононуклеоз или, не дай бог, лейкемия. Но это не объяснит темноволосую женщину. Если Роберт не захочет говорить о своем визите, мне надо будет самой повидать врача и объяснить, что происходит. Можно сделать это тайком, чтобы не сердить Роберта.

Как видно, от врача он сразу пошел на занятия или писать в студию, потому что я увидела его только за ужином. Он ничего не рассказывал мне, пока я не уложила Ингрид спать, но и тогда мне пришлось спросить, что сказал ему врач.

Он сидел в гостиной, точнее, не сидел, а растянулся на тахте с закрытой книгой в руках.

— Что? — Он глядел на меня словно издалека, и одна половина лица у него, казалось, чуть обвисла, как я уже замечала прежде. — О! Я не ходил.

Я разозлилась и расстроилась, но сдержалась.

— Почему не ходил?

— Отцепись от меня, а? — проговорил он сдавленным голосом. — Не в настроении был. У меня работа, три дня не было времени писать.

— Значит, ты вместо врача пошел в студию?

Это по крайней мере было бы каким-то признаком жизни.

— Ты меня проверяешь?

Он прищурил глаза. Положил книгу себе на грудь, как нагрудник доспеха. Мне пришло в голову, что он может и швырнуть ею в меня. Это был альбом фотографий о волках — что-то подтолкнуло его купить книгу в начале того года. Это тоже было новостью: он часто покупал новые книги, хотя в последнее время не читал. Раньше он скупился покупать что-то не подержанное, да и вообще что-нибудь покупать, кроме своих излюбленных башмаков ручной работы.

— Ничего я не проверяю, — осторожно возразила я. — Просто меня заботит твое здоровье, и я хотела, чтобы ты сходил к врачу и занялся им. Я думаю, тебе самому станет легче, когда все прояснится.

— Вот как? — едва ли не грубо спросил он. — Ты думаешь, что мне станет легче! А ты хоть представляешь, каково мне? Представляешь, например, каково это — когда не можешь писать?

— Конечно. — Я сдерживалась, чтобы не вспыхнуть. — Мне самой очень редко это удается. Строго говоря, почти никогда. Это чувство мне знакомо.

— А знаешь ты, что такое — все думать и думать о чем-то, пока не начинаешь сомневаться… Хватит об этом, — закончил он.

— Пока что? — Я старалась быть спокойной и показать, что внимательно слушаю.

— Пока ни о чем другом не можешь думать, ничего другого не видишь. — Он говорил приглушенно, бросая взгляды на кухонную дверь. — Так много ужасного случалось в прошлом, в том числе с художниками, даже такими художниками, как я, старавшимися жить обычной жизнью. Ты можешь представить, что значит — только об этом и думать?

— Я тоже думаю иногда об ужасных вещах, — упрямо продолжала я, хотя это отступление показалось мне довольно странным. — Нам всем приходят такие мысли. История полна ужасов. Человеческая жизнь полна ужасов. Каждый мыслящий человек задумывается об этом — особенно, если у тебя дети. Но это не значит, что надо доводить себя до болезни.

— А что, если начинаешь думать только об одном человеке? Все время?

По коже у меня поползли мурашки — от страха или в предчувствии ревности, или от того и другого вместе, не знаю. То была минута, когда он мог разбить наши жизни.

— О чем ты говоришь?

Слова дались мне с трудом.

— О ком-то, кого мог бы любить, — произнес он, все так же скользя взглядом по комнате, — но ее нет.

— Что? — Я перестала соображать, будто летела в глубокую пропасть и не могла долететь до ее дна.

— Завтра схожу к врачу, — сказал он сердито, как обиженный мальчишка.

Я понимала, он соглашается, чтобы я больше ни о чем не спрашивала.

На следующий день он ушел и вернулся, поспал и встал к обеду. Я молча стояла у стола. Спрашивать не пришлось.

— Врач не нашел никаких физических отклонений — ну, взял анализ крови на анемию и все такое, но он хочет, чтобы я прошел психиатрическое обследование.

Он тщательно выговаривал слова, вкладывая в них что-то очень похожее на презрение, но я знала, он бы вообще ничего не сказал, если бы не боялся или собирался отказаться от обследования. Я подошла к нему, обняла, погладила голову, тяжелые кудри, выпуклый лоб, таивший удивительный ум, огромный дар, которым я всегда восхищалась, не понимая. Я коснулась его лица. Я любила эту голову, эти жесткие, непослушные волосы.

— Я уверена, все будет хорошо, — сказала я.

— Я пойду ради тебя, — он произнес это так тихо, что я едва расслышала, а потом крепко обнял за талию и, склонившись, спрятал лицо у меня на груди.

Глава 29
1878

48